Глаза цвета моря - Страница 27

— Не-мог-же-я-открыть-дверь-с-кровати, — проворчал Брик.

От ее запаха у него еще сильнее закружилась голова, но это головокружение было приятным. Он сделал глубоких вдох.

— Господи-как-хорошо-ты-пахнешь. Я куплю-целый-склад-твоих-духов. Как-они-называются?

Говорил он все так же невнятно, заметила Лиза.

— «Наваждение», — рассеянно ответила она, подталкивая его к кровати.

— Наваждение-это-ты. — Он замолчал, испытывая неловкость от ее неожиданной заботы. — Подожди-ка. Хочешь-поесть-или-выпить? У-меня...

— Забудь, пожалуйста, о гостеприимстве. Если я захочу попить, поухаживаю за собой сама. Сейчас меня беспокоишь ты. Мне совсем не нравятся эти швы. Меня тревожит цвет твоего лица. И мне вовсе не по душе твоя невнятная речь.

Он нахмурился:

— Хоть-что-нибудь-тебе-во-мне-нравится?

Слишком многое, подумала она, с опасением осматривая его. Он выглядел бледным, несмотря на загар. Врачу пришлось выбрить волосы на голове Брика, чтобы наложить швы. В глазах Брика всегда проглядывало сочувствие к неудачливым людям. За прошедший год Лиза убедилась в этом. Его квадратная челюсть свидетельствовала о решительности. Сила его тела была видна по его плечам и шее, которые — она не сомневалась — выдержали бы целый мир. Единственный груз, который он не мог выдержать, напомнила она себе, это брак.

Да, мрачно признала она, слишком многое в Брике может нравиться. Она склонилась к нему и мягко нажала на его широкие плечи, прошептав:

— Ложись.

В его глазах вспыхнули огоньки, а губы расплылись в мальчишеской ухмылке:

— Хочешь-мне-помочь?

Она испугалась: вдруг сцена, разыгравшаяся между ними недавно, повторится, но тут заметила, как его ухмылка превратилась в гримасу боли. Он опустился на кровать и застонал.

— Я-весь-в-твоей-власти, — пробормотал он и осторожно опустил голову на подушку. — Ты-в-моей-спальне-а-я-ни-черта-не-могу.

У Лизы подергивались губы, когда она заносила его ноги на кровать.

— Не волнуйся, я помогу тебе.

— Я-кажется... — Он закрыл глаза в изнеможении.

— Что сказал доктор?

— Я-должен-просыпаться-каждый-час-вплоть-до-утра, — сообщил он глухим сонным голосом. — Не-мочить-швы. Пить-много-жидкости, — перечислял он. — Отдыхать. — Он издал долгий, тяжелый вздох, словно из него выпустили воздух. — Я-же-говорил-что-чувствую-себя-препаршиво. — Его голос угасал. — Думаю... мне-нужно...

— ...Поспать, — закончила она за него и сверилась с будильником. Через шестьдесят минут она его разбудит. Лиза погладила его лоб, откинула прядь волос. Кончики его густых ресниц посветлели от постоянного пребывания на солнце. Он походил на сорванца, сморенного сном.

Интересно, каким он был в детстве? Будут ли его дети сорванцами? У нее сжалось сердце. Брик не желает брать на себя обязательства, налагаемые браком и детьми, так что нечего ей привыкать прикасаться к нему, решила она и убрала руку. Ни к чему ей думать о нем слишком часто. Она просто обязана освободить свое сердце от него с тем, чтобы отдать его кому-нибудь другому.

Прошел час, и она мягко прикоснулась к его плечу.

— Брик, — позвала она. — Проснись, Брик.

Поскольку его ровное дыхание не изменилось, она потрясла его посильнее:

— Брик! Проснись!

Его веки затрепетали, и он поднял руку, прикрывая глаза от света лампы на тумбочке.

— Лиза?

Она испытала облегчение.

— Да. Я должна была разбудить тебя. Помнишь?

— Ты-мне-снишься?

— Не думаю, — улыбнулась она. — Хочешь имбирного?

Он кивнул, медленно подтянулся выше по кровати и прислонился к ее спинке. Взяв стакан, он выпил одним глотком ледяную жидкость.

— Пока-была-жива-мама-всегда-давала-нам-имбирный-эль-и-пшеничные-крекеры-когда-мы-болели.

— А моя мама давала нам имбирный эль и солености.

— Ага. Мама-у-нас-была-забавная-но-иногда-делала-безумные-вещи. — Он покачал головой, и она заметила, как затуманились его глаза. — Я-рассказывал-тебе-что-она-хотела-стать-певицей-музыки-кантри?

Лиза покачала головой.

— Это-желание-охватило-ее-когда-она-была-беременна-мною. Поэтому-то-она-и-дала-мне-такое-имя. — Его тон намекал на то, что он до сих пор не мог поверить атому.

Любопытство Лизы было подогрето.

— А как она тебя назвала?

— Это секрет.

— О!

Он пристально посмотрел на нее.

— Поклянись-что-никому-не-скажешь.

Лиза подняла руку, принося молчаливую клятву.

Он скривился;

— Элвис-Пендлтон.

Она недоверчиво уставилась на него, едва подавив смешок. Ей очень хотелось расхохотаться, но, увидев грустное выражение на его лице, Лиза прикусила до боли щеку, потом откашлялась.

— Я и не знала, что Элвис считался певцом в стиле кантри. — Собственный голос ей самой показался неестественным.

— Я-так-и-сказал-ей, — мрачно произнес он.

Лиза вообразила себе юного Брика, пытающегося поправить свою мамулю. Юный Брик? Юный Элвис? У нее даже глаза горели от усилия удержаться от несвойственного леди хохота.

— Но твои родственники не называют тебя Элвисом.

— Ну-они-же-хотят-жить, — произнес он тихо, но угрожающе. — В-последний-раз-когда-Трой-сделал-это-ему-было-шесть-и-я-облегчил-его-на-два-передних-зуба.

— Брик, в моем мозгу звучат сотни строчек из песен Элвиса, — призналась она и с силой сжала губы, кривившиеся в смехе.

— Лиза, — устало проговорил он, — я-все-их-слышал. Можешь-смеяться-сколько-влезет-когда-я-снова-засну.

— Я понимаю тебя так, что ты не хочешь, чтобы я спела тебе «Люби меня нежно» вместо колыбельной.